Пять месяцев назад основательница сети кафе «Андерсон» Анастасия Татулова стала общественным омбудсменом в сфере малого и среднего бизнеса. В большом интервью The Bell она рассказала, чего хочет добиться в этом качестве, каких реформ ждет от государства и что будет с малым и средним бизнесом, если оставить все как есть.

«По документам видим рост, а по сути малый и средний бизнес — в кризисе»

— Два месяца назад вы стали общественным омбудсменом в сфере малого и среднего предпринимательства. Что эта роль предполагает?

— В моем понимании эта роль в первую очередь предполагает выявление и устранение [на государственном уровне] системных проблем малого и среднего бизнеса. Но, к сожалению, именно этим заниматься пока в полной мере не получается.

Для государства тема МСП (малые и средние предприятия. — Прим. The Bell), да и вообще всего несырьевого бизнеса, много лет не была приоритетной. Ответственных за развитие бизнеса в правительстве не было. Сейчас, когда ситуация в экономике меняется и влияние малого и среднего бизнеса на ВВП растет, хотя бы уже просто декларируется, что бизнес важен и нужен. Но ответственные именно за работу с бизнесом на федеральном уровне так и не появились. В этом на самом деле основная сложность, на мой взгляд.

Когда нет ответственного, что получается? Не к кому идти с конкретной проблемой. Какие-то вопросы или законы, касающиеся бизнеса, зависают и принимаются годами. Закон об НТО тому пример. Или закон о самозанятых, который принимался, страшно сказать, пять лет.

Мне бы очень хотелось, чтобы в России появилось министерство предпринимательства — причем не для защиты, а именно для развития. И в этом министерстве абсолютно необходимо выделить четыре блока: работу с крупным бизнесом, микро- и малым бизнесом, средним бизнесом и самозанятыми. Это совершенно разные должны быть направления — везде нужны разные стратегии, разные инструменты и даже показатели разные.

Сейчас в нацпроекте [«Малое и среднее предпринимательство и поддержка индивидуальной предпринимательской инициативы»] это все объединено. И в мерах для бизнеса, и в любых программах в лучшем случае есть просто деление на МСП и не МСП. В итоге получается средняя температура по больнице. Если брать и работать над целевыми показателями прицельно по каждой категории, результат будет совсем другой.

— О чем вы изначально договаривались с бизнес-омбудсменом Борисом Титовым, когда брали на себя эту роль?

— Тут та же проблема. В основном бизнес-омбудсмен до этого занимался вопросами крупного бизнеса, уголовными преследованиями, «лондонским списком». Там тоже огромное количество проблем, и по ним удалось добиться прогресса. Но тема МСП не была приоритетной.

Я начала с конкретных кейсов, где предпринимателям требовалась незамедлительная помощь. Параллельно формирую видение и план. Как раз договорились обсудить его в конце октября. Системные вопросы, как я сейчас вижу, проще всего будет решать пилотно, не в масштабах страны. Сначала обкатываем на каком-то одном регионе или отрасли, потом показываем и говорим: «Смотрите, мы вот это сделали, это дало такой-то результат, давайте распространять дальше».

— В каких регионах можно было бы тестировать нововведения?

— В Калининградской области, например. Там губернатор Антон Алиханов, из того, что я вижу, понимает и готов решать задачи развития МСП, да и жалоб по этому региону практически нет. В Нижегородской области, где губернатор Глеб Никитин. Татарстан — бизнес-ориентированный регион, Удмуртия, конечно.

По индустриям. Мне проще начинать с пилотов в индустрии гостеприимства и малого пищевого производства, а также в человекоемких отраслях — тех, где большая доля ФОТ. Проблемы этих бизнесов я знаю до мельчайших подробностей.

— Какие главные проблемы МСП нужно быстрее решить в первую очередь? И что для этого нужно?

— У каждой отрасли свой топ проблем, но есть общие, и они, я считаю, первичны.

Первая и самая важная проблема, которую я вижу: чтобы [государство могло] принимать релевантные и результативные решения, нужны правдивые данные. А у нас [власти] все считают в валовых цифрах, то есть «в общем».

Например, по данным ФНС, в России сейчас всего 5,9 млн предприятий малого и среднего бизнеса, в которых заняты 19 млн сотрудников. Но здесь не учитываются точно такие же компании, которые не проходят в реестр по численности. Это точно такой же средний бизнес — просто критерий неверный. А реально занятых в МСП сотрудников, я думаю, раза в два больше, если не в три.

— Как можно изменить критерии?

— Сейчас к малому и среднему бизнесу относят предприятия с выручкой до 2 млрд рублей в год и штатом до 250 человек. По правилам существующего реестра, отель, у которого 251 сотрудник, государство уже относит к крупному бизнесу. Несчастный отель приравнивается к «Газпрому» и «Яндексу»…

Необходимо, чтобы Минэк осознал: 250 человек — это небольшая сеть ресторанов, одна большая гостиница, какое-нибудь производство, где много ручного труда. Это все средний бизнес, никак не крупный. Критерий численности нужно либо убрать, либо повысить до хотя бы 1 тысячи человек. Можно сделать критерии отраслевыми — тоже рабочий вариант.

Почему корректные оценки так важны? У нас сейчас даже стартовая точка такая, что из нее стратегию по каждой группе сделать нельзя. Взяли самозанятых, прибавили к ним микробизнес, малый бизнес, средний — получили какую-то цифру. В итоге ФНС может сказать, что показатели по бизнесу растут, а не падают. А на деле происходит следующее: крупный бизнес переходит в средний, средний — дробится, чтобы стать малым и попасть на упрощенную систему налогообложения и в реестр. И все они еще и переводят сотрудников в самозанятых.

По документам мы вроде видим рост малого и среднего бизнеса, а по сути это все признаки кризиса. И дело не в недобросовестности бизнеса. Идти на ухищрения, это важно понимать, приходится исключительно из-за того, что существующая налоговая система не учитывает реальную экономику предприятий.

Соответственно, вот вторая проблема, требующая решения: [в сфере МСП] необходима корректировка налоговой системы, нужен индивидуальный подход к каждой группе.

У самозанятых уже простой, понятный, разумный и очень эффективный налоговый режим.

У микробизнеса в регионах раньше был единый налог на вмененный доход (ЕНВД), но со следующего года его отменяют и налог вырастает в восемь раз. Скорее всего, надо было предусмотреть плавный переход на УСН. В целом режим УСН — достаточно комфортный. Тут тоже, конечно, есть свои задачи: снизить объем отчетности, расширить список статей, которые принимают в расходы, и т. д. Но в целом ситуация достаточно понятная и спокойная.

Основная проблема, и самая горящая, — в среднем бизнесе: там, где малый бизнес переходит в средний, где появляется НДС, где уже большое количество сотрудников. В России средний бизнес настолько не конкурентоспособен, что люди стараются всякими способами в него не попадать. Этой прослойки [среднего бизнеса] у нас будто не существует, это как долина смерти. Если мы хотим, чтобы средних предприятий становилось больше и они могли работать вбелую, чтобы они росли, чтобы привлекали инвестиции, нужны изменения.

К слову сказать, средний бизнес — это единственная категория, которая в пандемию не получила вообще никакой помощи от государства, совсем. В меры для МСП их не взяли, в меры для системообразующих предприятий тоже. Вот и получилось, что прослойка еще меньше стала.

Отдельный вопрос, который тоже в первую очередь касается среднего бизнеса, это переход с УСН на НДС. Это вообще сейчас краеугольный камень для развития многих отраслей, в частности индустрии гостеприимства.

— В чем главная сложность?

— Приведу пример. При переходе с УСН на НДС ресторанная сеть сразу становится убыточной. Это много раз представители Федерации рестораторов и отельеров доказывали на цифрах и в ФНС, и в Минэке, и в Минпромторге. С прибыли в 12% на УСН, переходя на НДС, предприятие попадает в убыток -19%.

Аргумент, который приводят экономисты в правительстве, за гранью моего понимания: поднимите цены при переходе на НДС на 20%.

Во-первых, при постоянном падении потребительского спроса это в принципе не представляется реальным.

Во-вторых, поднятие цен делает тебя совершенно неконкурентоспособным в сравнении с соседними единичными заведениями, которые на НДС не перешли. Вот и получается, что предприятия делают все, чтобы оставаться на УСН: законными способами, незаконными — любыми.

И это не для этой одной отрасли актуально. Таких примеров много: тех, кто живет в серой зоне, под страхом тюрьмы из-за непродуманности налоговой системы при переходе из малого в средний, из УСН в НДС. Это же ненормально! Если люди нарушают закон, потому что этот закон не дает им выжить, здесь точно нужны изменения. И они нужны срочно, до пандемии еще, а теперь это просто вопрос выживания среднего сегмента.

Кто-то иногда отвечает: ну и пусть не будет этой индустрии, не страшно, не самое важное. Но надо понимать, что это вплотную связано с привлекательностью нашей страны для туризма, например. Ну не едут туристы туда, где нет хороших ресторанов на разный вкус и большого выбора отелей на любой кошелек! Если мы развиваем туризм, и внешний, и внутренний, эта индустрия должна идти вперед.

— Как это, на ваш взгляд, могло бы работать в идеальном варианте?

— Для каких-то отраслей, где высокая доля оплаты труда и практически отсутствует входящий НДС, целесообразно вообще ввести налог с продаж — и заменить им и УСН, и НДС. Фактически это будет аналог упрощенной системы [налогообложения], то есть того, что уже существует. ФНС будет проще это администрировать. Отрасли обелятся. Прекратят дробление и смогут привлекать инвестиции.

Принятие этого решения в итоге увеличит налоги, так как предприятия прекратят находиться в зоне риска и будут показывать всю выручку, принимать карты, и в итоге налог с продаж будет больше, чем то, что будет потеряно на НДС, тем более что в отрасли используют его минимально.

Вторая проблема с НДС — в разнице входящего и исходящего. Здесь страдают производители продуктов питания в первую очередь. Могу это на собственном примере показать. Например, для приготовления пирожных я закупила сахар, муку, яйца и ягоды. По всем этим продуктам входящий НДС, который мне зачтут, составляет 10%. Затем я добавила к этому труд кондитера, который НДС не облагается, и сделала пирожные. Только заплачу я с этого пирожного уже НДС в 20%. Возникшую разницу в 10% покрыть должна я.

Я вообще не очень понимаю, почему те, кто вводил разный НДС в этой цепочке, не учел цепочку до конца: либо продукты все должны быть с НДС в 20%, либо пирожное из продуктов с НДС в 10% тоже должно быть с налогом в 10%. Система перекошена. Конечно, это надо поправлять. В цепочке тот, кто производит из продуктов с 10% НДС, должен и уплачивать 10%. Очень надеюсь, что здравый смысл в этом вопросе все же победит и это решение будет принято. Оно сейчас очень нужно бизнесу.

— Какие еще глобальные проблемы вы видите?

— Третья проблема — регуляторная политика и штрафы. Штрафы — это боль. Такое ощущение, что в стране презумпция виновности предпринимателя либо что мы настолько невменяемые, что предупреждать и разъяснять не получается — надо сразу штрафовать или закрывать.

Все контрольно-надзорные ведомства продолжают работать по палочной системе: чем больше штрафов собрали, тем больше бонусы. А с моей точки зрения, должно быть наоборот совершенно: если на вверенной тебе территории нет происшествий и жалоб — молодцы, отлично работаете. Значит, правильно занимались профилактикой, правильно внедряли нововведения, поддерживали предприятия, помогали налаживать внутренний контроль.

Но нет… Пока только штрафами. За все. За любой чих.

— А надо как?

— Надо навсегда запретить штрафы при первичной проверке. Сначала предупреждение, разъяснение и обучение. Только при повторной проверке — минимальный штраф. Если сразу оплатил, должна быть скидка 50% — как со штрафами для физлиц. Только после этого может быть существенный штраф — если ситуация не изменилась. Меры в виде закрытия вообще нецелесообразно применять — до трех нарушений уж точно.

Чаще всего нарушения — это не сознательная позиция предпринимателя. В 99% это от того, что требований кошмарно много. Они взаимоисключают друг друга. Еще и разные ведомства трактуют их все по-разному. В этом невозможно разобраться, особенно если бизнес — малый и в нем нет юриста.

И отдельный вопрос, как суммы штрафов соотносятся с оборотом и прибылью. Это загадка, которая мучает каждого предпринимателя. Люди, пропихивающие эти суммы в кодекс, вообще не понимают, что такое бизнес. Они не понимают, что для маленькой кондитерской, салона красоты или ветеринарной клиники значит сумма в 300 тысяч рублей. Или в 500 тысяч рублей. А это реально больше, чем их прибыль за месяц. Им где эти деньги брать?

Наша глобальная предпринимательская проблема во взаимодействии с властью — в том, что те, кто принимает законы для предпринимателей, вводит эти санкции и т. д., никогда в жизни ни рубля не заработал. Они никогда не платили налоги, не содержали сотрудников, не проходили проверки, им не останавливали деятельность предприятия за то, что площадь зала не соответствует доисторическому стандарту 1974 года по советским столовым, или за формально заполненный журнал гнойничковых заболеваний (есть и такие статьи у нас до сих пор).

Из-за этого для них [чиновников] ценность 3 тысяч, 30 тысяч или 300 тысяч — никакая. А для нас это аренда на три месяца, налоги, зарплаты, закупка сырья. Когда из министерства управляешь бюджетом в триллионы, не можешь оценить масштаб бедствия для небольшого магазина или кафе. Нет понимания, как работает малый и средний бизнес, из кого он состоит, какие там деньги, на что они тратятся.

Я могу об этом сутки рассказывать, очень наболело.

О том, что нужно изменить критерии отнесения к малому и среднему бизнесу, я уже сказала. Это все была вершина айсберга. Дальше идут:

  • и несостоявшаяся регуляторная гильотина;
  • и обилие непрозрачных требований;
  • и вмешательство силовых структур в экономические вопросы;
  • и 115-ФЗ;
  • и блокировки счетов за долги в 5 тысяч рублей;
  • и ТК, лишающий работодателя прав и рычагов воздействия, но зато наделяющий его ответственностью за сотрудника во всем;
  • и отсутствие закона о нестационарных торговых объектах;
  • и отсутствие у губернаторов реальных рычагов влияния на контрольно-надзорные ведомства;
  • и удивительный, заколдованный вопрос с юридическим адресом, который давно по факту никому не нужен (особенно сейчас, когда компании вообще могут работать удаленно), но по закону он по-прежнему необходим и на его регистрацию надо тратить время и деньги.

«Регулирование должно развивать и предотвращать, а не тормозить и запрещать»

— С какими конкретными проблемами к вам обращались предприниматели в эти два месяца?

— Всего я получила порядка 87 обращений. Это очень много! Сейчас обсуждаю с Титовым, что мне нужен в аппарате отдельный сотрудник на МСП: делать все своим ресурсом — неподъемный труд.

В целом кейсы, с которыми ко мне обращаются, можно поделить на три блока. Первый — системные вопросы. Их мало. Из 87 обращений было три таких вопроса. Один, например, касался юридических адресов: их надо отменить как странный пережиток прошлого, который почему-то болтается в настоящем.

Второй блок связан с блокировкой счетов предприятий [за неуплату налогов]. Я, честно говоря, вообще не понимаю, кто и зачем эту систему придумал: она по сути лишает государство налогоплательщиков. Можно же поставить, например, принудительное списание в размере 10% с каждого поступившего на счет платежа. При этом бизнес будет работать и в течение какого-то времени деньги вернет. Блокируя счет, государство убивает корову, которая дает молоко, чтобы взять с нее немножко мяса.

Так получилось, например, с компанией «Холод Славмо». Это единственный в Карелии производитель мороженого, и его закрыли за неуплату налогов. Формально ФНС была права, поэтому я не смогла помочь, как ни старалась. Но по факту это вредительство: никому от этого решения хорошо не стало. Обращалась к заместителю руководителя федеральной ФНС — ничего не помогло. Счета заблокировали — предприятие остановлено. Это боль.

И третий блок — маленькие, локальные вопросы. Или, например, не дали кредит, «Сбер» отказал, или налоговая, или не заплатили за госзаказ, или пришли с проверкой и начали кошмарить… Такие вопросы я стараюсь решать быстро. В сфере МСП важна скорость принятия решений. Малый бизнес не может ждать недели и месяцы. Если не помочь сразу, потом уже, может, некому будет помогать, предприятие не выживет.

— Недавно вы приходили в Bell.Club на встречу с Максимом Орешкиным. Создалось ощущение, что вы хорошо знакомы. С кем еще вы общаетесь во власти?

— Я не общаюсь с помощником президента в формате: «Привет, Максим». Но мы действительно знакомы еще со времен, когда он был министром экономического развития. Тогда мы с его ведомством пытались внедрить «Белую книгу»: простое руководство для ресторанов, кафе и кондитерских на замену СанПиНам. В итоге она так и не была принята. Потом я еще несколько раз обращалась к Максиму с инициативами по налогам. К сожалению, пока не срослось. Но я не опускаю руки. Вы его еще зовите, будем пытаться донести важность изменений.

Я в хорошем рабочем контакте с московским департаментом предпринимательства, с московским департаментом потребительского рынка, с московским штабом по защите бизнеса. С Минпромторгом, со Счетной палатой, с ОНФ и Общественной палатой.

Да я, если честно, для дела готова вообще хоть под подъездом министерства сидеть ночью — мне очень важно, чтобы был результат. Со всеми общаюсь, от кого зависит принятие решения.

А дружу я с главой АСИ Светланой Чупшевой и [учредителем благотворительного фонда помощи хосписам «Вера», директором Центра паллиативной помощи (ЦПП) департамента здравоохранения Москвы] Нютой Федермессер. Это люди, которые пробивают многие важные для предпринимателей города и страны решения и иногда делают это, что называется, вопреки.

— Чиновники адекватно оценивают положение МСП и их нужды? Что у них в голове?

— Я не экстрасенс. Могу только сказать, какие у меня ощущения. Во-первых, «чиновники» — это большое количество людей. Многие из них делают хорошие вещи в своих сферах, я не видела за это время вредителей, которые хотят бизнесу сделать хуже. Нет.

Проблема в том, что среди людей, которые влияют на решения о судьбе МСП, нет людей, которые когда-либо сталкивались с МСП не в качестве клиентов, а в качестве работников, предпринимателей. Иногда мне кажется, что они [чиновники] просто не понимают, что я пытаюсь донести, важность мелких решений не понимают. Им проще глобально, а в случае с МСП надо так: думай глобально, действуй локально.

Недавно разговаривала с Алексеем Комиссаровым, генеральным директором проекта «Россия — страна возможностей» (в 2018 году его организовали как «открытую площадку для общения талантливых и неравнодушных людей всех возрастов, обмена опытом между предпринимателями, управленцами, молодыми профессионалами, добровольцами и социальными активистами» по инициативе Владимира Путина. — Прим. The Bell), и предложила во все программы обучения губернаторов и мэров, которые есть и в РАНХиГС, и в «Сколково», вставить блок по МСП. Важно показать чиновникам, которые там учатся, как реально работает малый и средний бизнес. Они должны понимать, что чертов этот штраф в 300 тысяч рублей практически нереален для многих предприятий.

Я в начале нашей беседы сказала, что многие проблемы могли бы решиться, если бы у нас существовало какое-то министерство, ведомство во главе с выходцем из МСП. Иногда мы слышим, что для МСП главное — цифровизация. «Вот мы сейчас цифровизацию сделаем и…» Но в случае МСП это как сделать пластическую операцию человеку, у которого аппендицит. Надо сначала аппендицит вылечить, а потом уже пластическую операцию делать, иначе все бесполезно. МСП не так нужна цифровизация, как стабильность, справедливая налоговая система и срочное изменение ситуации со штрафами. Это в разы важнее. А потом, конечно, цифровизация.

— Власть, кажется, считает, что облагодетельствовала МСП во время коронакризиса. Вы как предприниматель как на это смотрите?

— Не хочу оценивать. Мы очень много предлагали решений. К сожалению, они вроде бы были услышаны, но реализованы были в незначительной степени.

Можно было бы, например, налоги за 2019 год выдать обратно бизнесу в виде ссуд. Бизнес сам бы решил, куда их направить: на зарплаты, на налоги, на закупку сырья или еще куда-то. Это сняло бы многие вопросы в духе «Почему Пете дали, а Васе не дали? Почему так мало? Почему так много?».

В конечном итоге эти деньги начали бы восстанавливать экономику и опять вернулись бы в бюджет уже в этом году в виде налогов. Мне кажется это самым эффективным решением из всех, его предлагало множество объединений и предпринимателей. А реализовали его только для самозанятых.

— Вы раньше часто рассказывали о конфликтах с Роспотребнадзором. Нашлась на него управа?

— Корень проблемы не в поиске управы, не в том, что кто-то плохой, кто-то — хороший. Просто каждый должен заниматься своим делом. Я уверена в том, что стандарты, по которым должна развиваться индустрия, не должен писать контролер. Их не должен писать теоретик. Их должна писать сама индустрия вместе с привлеченными профильными специалистами. А стандарты нужны такие, чтобы развивать и предотвращать, а не чтобы тормозить и запрещать. Роспотребнадзор — организация не про бизнес. И это нормально. Она занимается, в частности, предотвращением эпидемий. Вот про это я ничего не знаю. Я не эпидемиолог, я — предприниматель.

— Вы упомянули штрафы за отсутствие масок. А много сейчас вообще проверок?

— Проверки есть. Хотя я считаю, что первое, что нужно было сделать, это ввести мораторий на проверки и штрафы. Во всех регионах: полный мораторий на все без исключения проверки, плановые и внеплановые, административные, налоговые, любые. Только помощь и профилактика, обучение, поддержка. Хорошее время для служб научиться не кошмарить, а заниматься профилактикой, дистанционно.

В Москве в первую очередь необходимо до конца года как минимум ввести запрет на штрафы Объединения административно-технических инспекций (ОАТИ), на демонтаж вывесок, проверку никому не нужных паспортов безопасности и других бессмысленных бумаг. Просто категорический запрет.

В целом я сильно хочу, чтобы власти города перешли от карательных мер к поддерживающим: из минуса в плюс. Потому что негатива и так зашкаливающее количество — и жителям тяжело, и предпринимателям, и чиновникам.

Возможно, нужно, наоборот, применять больше стимулирующих мер. Например, отправил предприниматель больше 30% сотрудников на удаленку, а ему за каждого дали 3 тысячи рублей или льготу по налогам.

Мы постоянно под палкой: тут — штраф, там — тюрьма. На самом деле это не работает, потому что в какой-то момент люди просто устают бояться.

«Сложный путь — быть предпринимателем в России. Практически путь героя»

— Чему вас научил локдаун? Что он изменил в вашем бизнесе?

— Ничему не научил. Сейчас модно говорить так: «Я благодарен этому времени за то, что…» А я ни за что не благодарна и считаю, что это был какой-то кошмар.

Что касается моего бизнеса, то в «АндерСоне» изменилось все. Это совершенно иная компания, нежели раньше. Мы были совершенно обескровлены, потеряли огромное количество людей, несколько кафе, несколько франчайзи, которые не выжили.

Мы как после войны. На войне ведь люди не только руки и ноги теряют, но и впадают в жесточайший стресс, из которого потом долго выбираются. Мы еще не выбрались, а у нас уже, вы видите… Люди каждый день спрашивают, что мы будем делать, если опять закроют.

В общем, ничего позитивного я вам не скажу. Считаю, что это было говно-время, лучше бы его не было.

— Вы готовитесь к тому, что всех могут снова закрыть?

— Я не Ванга. Знать не знаю, будут ли закрывать. Да и никто не знает. Посмотрите, что творится в Европе. Наши коллеги в Барселоне, Париже, Мюнхене уже не работают — опять карантин. Очень надеюсь, что мы сможем проскочить. Я вижу, что установка дана на то, чтобы сделать все, чтобы не закрывать. Считаю ли я закрытие целесообразным? Я не эпидемиолог, понятия не имею. С точки зрения бизнеса закрытие — это убийство.

Но есть еще другой аспект. Когда город делает так, чтобы людей на улицах было как можно меньше, чтобы они сидели дома или отправлялись на дачи, это автоматически значит, что все офлайн-индустрии — рестораны, развлечения, гостиницы, кинотеатры, ателье, детские клубы, фитнесы — стремительно теряют выручку. Поэтому неправильно считать, что если не закрыли, то у нас все в порядке. Не в порядке. Выручка падает стремительно. По прошлой неделе уже более 30% падения в целом по многим перечисленным отраслям. Эти цифры близки к мартовским, они на грани критических. А аренда и фонд оплаты труда, расходы на продукты, коммунальные услуги платить все равно нужно.

— А экономить люди начали? Все-таки кризис.

— Снижения чека в «АндерСоне» мы не видим, но мы и цены не поднимали, хотя продукты дорожают. Потребительское поведение изменилось в другом. Если раньше человек заказывал праздник за месяц, за три недели, то сейчас горизонт планирования сократился до одного-двух дней. Приходят и спрашивают: «А можно завтра организовать праздник?» Кроме того, конечно, уменьшается количество чеков. Как я уже сказала, любое ограничение передвижения по городу приводит к сокращению выручки в офлайновом бизнесе.

— У вас есть план на случай повторного локдауна?

— Мы продолжаем делать то, что усиленно делали с марта: разрабатываем новые продукты и ставим их на полки розничных сетей под брендом «АндерСон» — это то, что спасло нас в прошлый раз, дав нам альтернативную выручку. У нас задача как можно больше поставить таких классных продуктов, чтобы в условиях бешеной конкуренции на полках «Азбуки вкуса», «Перекрестка», «Вкусвилла», «Метро» нас выбрал покупатель, пока он не может приходить в кафе. У нас уже есть большой ассортиментный ряд: от пельменей, фрикаделек и сырников до бульона, печенья. В планах — соусы к нашим блюдам, готовая еда, наши блюда-хиты. План такой… Ну и молиться, что вакцина будет все-таки хотя бы к зиме…

— Много кого жесткий локдаун добьет?

— Если говорить экономическими терминами, добить МСП невозможно, потому что на место закрывшихся предприятий и предпринимателей придут новые: бодрые, молодые, еще не уставшие. Но вот таким, как я, придется принимать сложное решение. Мне 46 лет. В бизнесе я 27 лет. И я хорошо подумаю, строить ли все заново. Это сложный путь — быть предпринимателем в России. Практически путь героя.